4. Позитивистская и постпозитивистская трактовки феномена научного познания

Основоположник позитивизма Огюст Конт (1798-1857), французский философ, в 1817-1822 гг. был секретарем А. Сен-Симона. Наибольшую известность Конту принес «Курс позитивной философии» (т. 1-6, 1830-1842); рус. пер. под названием «Курс положительной философии» (т. 1-2, 1899-1900).

Позитивизм Конт рассматривал как среднюю линию между эмпиризмом и мистицизмом: ни наука, ни философия не могут и не должны ставить вопрос о причине явлений, а только о том, «как» они проис-ходят. В соответствии с этим наука, по Конту, познает не сущности, а только феномены.

В «Курсе позитивной философии» Конт предлагает различать в эволюции человеческого познания следующие сменяющие друг друга исторические стадии.

Три стадии интеллектуальной эволюции человечества:

теологическая — все явления объясняются на основе религиозных представлений; вера, мистическое подменяют рациональным;

метафизическая (философская) стадия заменяет сверхъестественные факторы в объяснении природы сущностями, причинами, знанием о всеобщем;

позитивная (положительная), или научная, на которой возникает наука об обществе (социология), а все науки изучают явления в их конкретно-чувственной данности человеку, не пытаясь проникнуть в сущность, познать причины.

Последняя стадия познания и представляет собой истинное научное познание.

Учение Конта стало фундаментом для развития позитивистской философии, исторически представленной первым позитивизмом (середина XIX в.: О. Конт, Д .-С. Милль, Г. Спенсер); вторым позитивизмом (рубеж Х1Х-ХХ вв.: Э.

метафизическая редукция всего познания к познанию явлений;

номинализм;

индетерминизм;

отрицание объективной закономерности мира.

О. Конт распространил данные постулаты на основанную им новую науку — социологию. Социология Конта разделяется им на социальную статику, имеющую дело с устойчивыми («естественными») условиями существования любого общественного строя, и социаль-ную динамику, изучающую естественные законы общественного раз-вития. Значительное место в системе Конта занимает классификация наук, иерархию которых он строил по степени уменьшения их абс-трактности или степени увеличения сложности.

В плане рассмотрения мировоззренческого и методологического значений философского знания любопытен пример попыток использования позитивистских идей на втором этапе развития этой гносео-логической концепции.

Второй позитивизм (махизм, или эмпириокритицизм) связан с творчеством выдающегося австрийского физика Эрнста Маха (1838-1916) и мало известного сегодня его соотечественника — философа Рихарда Авенариуса (1843-1896), мысли которых в отношении основ научного познания удивительным образом совпали. К этому же этапу позитивизма примыкает в своих философских взглядах виднейший французский физик новейшего времени Анри Пуанкаре (1854-1912).

Первые работы Маха и Авенариуса вышли в начале 1870-х гг., но получили широкую известность лишь в 1890-х гг.

Напомню, что Э. Мах открыл и исследовал специфический волновой процесс, впоследствии получивший название ударной волны. В этой области именем Маха назван ряд величин и понятий: «число Маха», «конус Маха», «угол Маха», «линия Маха» и другие. Мах предложил принцип, согласно которому наличие у тела инертной массы является следствием гравитационного взаимодействия его со всем веществом Вселенной.

Главная философская работа Маха — «Анализ ощущений и отношение физического к психическому» (1896).

«Вещь, тело, материя суть не что иное, как связь элементов, цветов, звуков и т. п., не что иное, как так называемые знаки».

«Остается один тип устойчивости — связь (или отношение). Ни субстанция, ни материя не могут быть чем-то безусловно устойчивым. То, что мы называем материей, есть определенная регулярная связь элементов (ощущений). Ощущения человека, так же как ощущения разных людей, обычно взаимным образом зависимы. В этом состоит материя».

«Не тела вызывают ощущения, а комплексы элементов (комплексы ощущений) образуют тела».

Мах называет ощущения «элементами мира». «Элементы мира» подразделяются им на физические и психические. Эти элементы — нечто «нейтральное» по отношению к материи и к сознанию. «Элементы мира» могут быть в одном отношении физическими, а в другом — психическими. Например, огонь, вызывая ощущения тепла, света, является психическим «элементом»; но, с другой стороны, как совокупность определенных химических и физических процессов он представляет собой физический «элемент».

Махисты утверждают, что между физическими и психическими «элементами» существует неразрывная связь, так что не может быть физических «элементов» без психических («принципиальная координация» Авенариуса). Фактически это означает, что материя не может существовать независимо от сознания.

Как эта субъективно-идеалистическая установка проявилась в научном познании? Мах утверждал, что наука не должна содержать ничего, кроме описания.

«Дает ли описание все, что требует научный исследователь? Я думаю, что да! Описание есть построение фактов в мыслях, которое в опытных науках часто обусловливает возможность действительного описания... Наша мысль есть почти полное возмещение факта, и мы можем найти в ней все свойства этого последнего».

Однако описание возможно лишь тогда, когда объект описания принципиально наблюдаем, чувственно воспринимаем. Открытие в конце XIX в. микромира и его единственного тогда представителя — электрона привело многих физиков, попавших, как и Э.

Неопозитивизм видел задачу философии не в систематизации специально научного знания, а в деятельности, направленной на анализ языковых форм сознания. Предметом философии должен быть язык, прежде всего — язык науки как способ выражения знания. На первый план выдвигается проблема значения и смысла. Неопозитивизм развивался как течение, направленное на анализ методологических проблем: роли знаково-символических средств научного познания, отношения эмпирического и теоретического уровней научного исследования и т. д.

Основным вариантом неопозитивизма является логический позитивизм. У его истоков стояли Джордж Эдуард Мур (1873-1958), Бертран Рассел (1872-1970) и Людвиг Витгенштейн (1884-1951).

Задача философии, по Расселу, заключается не в том, чтобы открывать факты или строить обобщения о фактах, а в том, чтобы подвергнуть логическому анализу высказывания науки, тем самым обеспечивая прояснение знания. Повседневный язык не годится для науки и философии, так как в нем много неясностей и двусмысленностей, поэтому нужно обратиться к искусственному языку, который следует организовать на основе логики.

Р. Карнап (1891-1970) заострил вопрос о «невозможности» философии в ее традиционном значении. В известной работе «Преодоление метафизики логическим анализом языка науки» (1932) он утверждает, что предложения (суждения), из которых состоят философские учения, не являются подлинными суждениями.

Вспомнив о кантовском делении высказываний на аналитические и синтетические, априорные и апостериорные, Карнап предложил учитывать различие между Научными, Вненаучными и Антинаучными суждениями.

В ходе эволюции логического позитивизма на первый план выдвигались концепции верификации, физикализма и конвенционализма.

В качестве критерия истинности высказывания Р. Карнап предложил принцип «когерентности»: «Высказывание следует признать истинным, если оно внутренне логически не противоречиво и не противоречит другим высказываниям в составе данной концепции».

Кризис «антиметафизической» программы неопозитивизма привел к тому, что в 1960-е гг. начался процесс формирования нового комплекса методологических концепций, получившего название постпо-зитивизма.

Начало этого этапа в философии науки связывают с выходом работ К. Поппера «Логика научного открытия» (1959) и Т. Куна «Структура научных революций» (1963).

Томас Сэмуэл Кун (1922-1996) — американский историк и философ, был одним из лидеров западной философии науки. В работе «Структура научных революций» (1963) Кун пишет: «Такие ценности, как точность, простота, продуктивность, составляют постоянные атрибуты науки».

Вместо образа науки как единой системы Кун предлагает рассматривать науку как деятельность научных сообществ. У каждого такого сообщества есть свой способ деятельности, свой стиль мышления, свои критерии научности и рациональности; для обозначения этого Кун предлагает понятие «парадигма».

«Под парадигмой я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решения».

Парадигма Куна включает:

символические обозначения и формализованные конструкции, принимаемые сообществом ученых;

«метафизические», общеметодологические представления;

принятые сообществом ценности (например, точность, простота, логичность научных концепций);

«образцы» — признанные примеры научных достижений.

Кун предложил и оригинальную концепцию истории науки, которая включает следующие этапы:

«нормальная наука» (период господства определенной парадигмы);

«научная революция» (распад данной парадигмы, конкуренция между альтернативными новыми парадигмами, победа одной из них);

снова «нормальная наука».

Такого рода интерпретация развития научного познания делает Куна представителем интернализма в философии науки.

«Я не думаю, — заявлял Т. Кун в “Структуре научных революций”, — что мы вообще делаем индуктивные обобщения, т.

Другой видный представитель постпозитивизма К. Поппер утверждал: «С точки зрения науки, не имеет значения, получили ли мы свои теории в результате скачка к незаконным заключениям или просто наткнулись на них (благодаря “интуиции”), или воспользовались каким-то индуктивным методом. Вопрос “Как вы пришли к своей теории?” касается совершенно частных проблем, в отличие от вопроса “Как вы проверили свою теорию?”, единственно значимого для науки».

В главной своей «постпозитивистской» работе «Логика и рост научного знания» Поппер пишет: «Центральной проблемой теории познания всегда была и остается проблема роста знания, а наилучший же способ изучения роста знания — изучение роста научного знания». Рост знания достигается в процессе рациональной дискуссии, которая неизменно выступает критикой существующего знания. Поэтому свою философию Поппер называет критическим рационализмом. В качестве основного методологического инструмента Поппер вводит принцип фальсификации, смысл которого сводится к проверке теоре-тических утверждений эмпирическим опытом. Философ считает, что научными могут быть только те положения, которые опровергаются эмпирическими данными. Опровержимость теорий фактами науки признается критерием научности этих теорий.

Уже упомянутый Имре Лакатос (1922-1974), британский философ и историк науки, предложил концепцию науки, основанную на идее научно-исследовательских программ.

Научно-исследовательская программа у Лакатоса включает:

«жесткое ядро» — совокупность суждений, которые являются теоретической основой данного стиля мышления;

«защитный пояс», состоящий из вспомогательных гипотез; он обеспечивает сохранность «жесткого ядра», связывает исследовательскую программу с эмпирическими данными;

«негативную эвристику» — указание на то, каких путей исследования нужно избегать;

«позитивную эвристику» — рекомендации наиболее предположительных путей исследования.

Лакатос говорит, что у науки есть внутренняя и внешняя истории; внутренняя базируется на движении идей, методик и методологии научного исследования; внешняя — на формах организации науки и личностных факторах научного исследования.

Историю науки Лакатос понимает как смену программ. Любая программа, пройдя прогрессивную стадию, достигает так называемого «пункта насыщения», когда в науке появляются несовместимые факты, противоречия, парадоксы. Возникает соперничающая исследовательская программа, которая объясняет эмпирические данные предшествующей программы, способна предсказать неизвестные еще факты. Научная революция — это процесс вытеснения новыми исследовательскими программами предыдущих.

В 1970-е гг. в философии науки возобладала идея релятивизма норм научно-познавательной деятельности. Постпозитивизм включается в общую тенденцию так называемого постмодернизма, о которой речь пойдет позже. В это же время в постпозитивизме распространяется идея релятивности норм научно-познавательной деятельности. Намечается включение некоторых представителей постпозитивизма в общее движение постмодернизма. В этом отношении показательна концепция Фейе- рабенда.

Пол Фейерабенд (1924-1994) в книге «Против метода. Очерк анархистской теории познания» (1975) говорит, что наука стала своего рода религией, что «истину» ученые избрали в качестве нового «бога». Фейерабенд призывает освободиться от стремления к истине и объективности знания: «Освободим общество от удушающей власти идеологически окаменевшей науки, как наши предки освободили нас от удушающей власти Единственной Истинной Религии».

Эволюция субъективно-идеалистической методологии познания привела к отрицанию всякой методологии и агностицизму, открыто провозглашаемым в постструктурализме и постмодернизме — со-временной форме субъективного идеализма. Так, один из виднейших представителей «философии науки» (по сути, одного из вариантов философского постмодернизма конца XX в.), Пол Фейерабенд в работе «Наука в свободном обществе» утверждает, что наука выступает одной из наихудших форм идеологии (здесь Фейерабенд следует многим современным буржуазным философским концепциям, третирующим идеологию как «ложное сознание»), и поэтому необходимо изгнать науку из общества, удалить специалистов из жизненно важных центров.

Основную угрозу, утверждает Фейерабенд, наука представляет для демократии. Свобода и наука несовместимы, поскольку наука догматизирует одну традицию как «научную идеологию», попирая при этом множество традиций различных культур. Вместе с тем, все традиции равноправны; нет плохих и хороших традиций; характеристика желательности или нежелательности в отношении традиции возникает из сопоставления различных традиций, отсюда и произвол субъективной оценки, выдвигающий «свою» традицию в качестве предпочтительной, мерила, эталона ценности других традиций.

«Протагоровский релятивизм оправдан, ибо он принимает во внимание плюрализм традиций и ценностей. Это цивилизованный взгляд на мир, ибо собственная деревня со свойственными ее жителям странными привычками не объявляется здесь пупом мира».

Так вполне логично связываются релятивизм, плюрализм, субъективный идеализм и агностицизм, отрицающий всякое научное познание, а, следовательно, и методологию. «Принципом» такого подхода является девиз, выдвинутый Фейерабендом, — «все дозволено». Здесь находит свое применение один из постулатов субъективистской методологии — индетерминизм, отрицающий всеобщую связь и взаимо- определенность моментов действительности и абсолютизирующий на этой основе единично-случайное.

Еще более откровенен в своих методологических изысканиях один из столпов современного философского постмодернизма француз Жан Бодрийяр (1929-2008); он заявляет в эпиграфе к своей книге «Прозрачность зла»: «Коль скоро мир движется к бредовому положению вещей, и мы должны смещаться к бредовой точке зрения».

«Бредовая точка зрения» состоит в том, что история и реальность закончились, уступив место «гиперреальности» моделей, кодов и «си- мулякров». По Бодрийяру, «симулякр» — это объект, симулирующий реальность. Чаще всего таким объектом является понятие, фиксированное в слове. Однако симулякр — отнюдь не отражение реальности. Бодрийяр утверждает, что симулякры предшествуют реальности и сама реальность, выводимая из симулякров, перестает быть реальностью и делается симуляцией симуляции.

Наиболее ярким свидетельством того, что постмодернизм — тяжелая болезнь современной философии, является концепция шизоанализа друзей-французов — философа ЖиляДелеза (1926-1994) и психоаналитика Феликса Гваттари (1930-1995). Главные их работы: «Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип» (1972), «Ризома» (1976), «Кафка: к проблеме малой литературы» (1975).

В работе «Ризома», ставшей знаковой для всего философского постмодерна, авторы, используя метафору ризомы — корневища, подземного стебля, — попытались дать представление о взаимоотношении различных явлений мира как о запутанной корневой системе, в которой неразличимы отростки и побеги и волоски которой, регулярно отмирая и заново отрастая, находятся в состоянии постоянного обмена с окружающей средой, что, якобы, «парадигматически» соответствует современному положению действительности. Ризома вторгается в чужие эволюционные цепочки и образует поперечные связи между дивергентными линиями развития. Она порождает несистемные и неожиданные различия, она разделяет и прерывает эти цепочки, бросает их и связывает, одновременно все дифференцирует и систематизирует (т. е. стирает различия).

В течение XX в. происходит переоценка роли языка в жизни общества. Язык все больше рассматривается как важнейшая часть общественной жизни; если в первой половине XX в. преобладала вера в могущество науки и техники, то теперь на эту роль претендует вера в могущество языка. Выражая эти умонастроения, один из лидеров так называемого деконструктивизма Жак Деррида (1930-2004) пишет, что «тело и материя» — нечто внешнее по отношению к языку, а «проблема души и тела, несомненно, произвол на от проблемы письма».

Основные положения своей философии Деррида сформулировал в работах 1960-1970-х гг., среди которых следует выделить «О грамматологии», сборники статей «Письмо и различие» и «Края философии».

С позиций Дерриды, мышление и культура — это процесс замещения, перекодирования знаков, и сам мир представляет собой бесконечный текст. Деррида говорит о том, что нельзя ограничиваться знаковыми структурами, нужно найти нечто, существующее до знаков и знаковых структур, некое предусловие всякой речи и письма. К анализу текста применяется принцип деконструкции — выявление внутренней противоречивости текста, обнаружение в нем скрытых (как правило не замечаемых обычным читателем и даже самим автором текста), «спящих», «остаточных» смыслов, которые являются наследием речевых практик прошлого, а также тех смыслов, которые обу-словлены культурными особенностями времени интерпретации этого текста. В любых текстах нужно произвести «деконструкцию», обна-ружить в них отклики, «переклички», «прививки» внешних по отно-шению к этим текстам воздействий. В этом случае конкретный текст «размыкается», теряет свою однозначность, «входит в контекст»; при этом он безгранично расширяется, происходит деформация структур-ности.

Деррида утверждает, что в ходе деконструкции философских текстов в них обнаруживаются следы «переклички» с другими текстами, с внеязыковыми факторами. Философские тексты многослойны; необоснованными оказываются претензии на строгость, логичность, однозначность, обоснованность. Деррида примыкает к призывам о преодолении метафизики. Он полагает, что для объяснения культуры нужно широко использовать метафоры, аллегории, опираться на интуицию. Деррида утверждает, что у нас нет критериев для различения хорошего и плохого, красивого и отвратительного, правды и лжи. Более того, этих критериев никогда и не было. Мир культуры — это мир знаков, а то, что стоит за ними, нам в принципе не дано знать. «Вне текста ничего нет», — заключает Деррида.