§ 10. Некоторые вопросы судебной системы в условиях Федерации

дебной властей на общенациональном уровне, или сосуществова­нию властей также на одном уровне, но уже субъекта Федерации1. О втором аспекте этого основополагающего принципа - вертикаль­ном - мы, как правило, забываем. Тем не менее для Российской Фе­дерации этот аспект не менее важен и актуален, ведь он характери­зует систему взаимоотношений между центром и местами, а в усло­виях федеративного государства также между центром и субъекта­ми Федерации.

Общеизвестно, что организационные модели судебной власти, помимо прочих критериев классификации, различаются и в зависи­мости от формы государственного устройства. Для федеративных го­сударств наиболее распространенными считаются централизован­ная (германская) и децентрализованная (американская) модели. Гер­манская судоустройственная модель характеризуется жесткой цен­трализацией, выражающейся во включении судов субъектов федерации (если такие вообще существуют) в единую судебную сис­тему, в том числе в процессуальном отношении. Эту модель вслед за аналогичной характеристикой самого территориального устройст­ва ФРГ - “унитарная федерация” - часто называют “унитарной”. Де­централизованная модель предполагает формирование в государ­стве двухуровневой судебной системы: обособленных друг от друга судов субъектов и федеральных судов. Как правило, пересечение компетенции двух этих систем невозможно либо такие случаи четко оговорены в законе.

Российская судебная система, выступающая в качестве орга­низационной формы судебной власти, с этой точки зрения в на­стоящий момент может быть охарактеризована как централизо­ванная с практически полным отсутствием элементов децентра­лизации. Исключение составляет только факт существования

конституционных (уставных) судов в ряде субъектов Федерации1. Институт мирового судьи, хотя и учрежденный в качестве суда субъекта Федерации, по сути - составной элемент федеральной су­дебной системы (подсистема судов общей юрисдикции), включен­ный в нее в качестве государственного судьи первой инстанции. Очевидно, что не являются судами субъектов Федерации (хотя именно такое название используется в законодательстве) арбит­ражные суды республик, областей, краев, автономной области и ав­тономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга, равно как и одноуровневые суды общей юрисдикции, а также федеральные районные суды общей юрисдикции и федеральные окружные ар­битражные суды. Основанием для такого вывода служат нормы фе­деральных конституционных законов “О судебной системе Россий­ской Федерации" (ст. 4, 18-26 и 27-28), “О Конституционном Суде Российской Федерации” (ст. 1 и др.), “Об арбитражных судах в Рос­сийской Федерации" (ст. 2 и др.), Федерального закона “О мировых судьяхв Российской Федерации” (ст. 1 и др.), и, наконец, проекта фе­дерального конституционного закона “О судах общей юрисдикции в Российской Федерации”, а также нормы конституций и уставов субъектов Федерации и соответствующего субъектного законода­тельства. Учитывая, что нормы федеральной Конституции и феде­ральных законов неоднократно исследовались (и отчасти будут раскрыты ниже применительно к рассматриваемым аспектам про­блемы организации и деятельности судебной власти в условиях фе­дерации), охарактеризуем соответствующие нормы законодатель­ства субъектов Федерации.

Подавляющее число действующих в настоящий момент кон­ституций и уставов субъектов Федерации содержит двухэлемент­ную систему конституционных норм, регулирующих вопросы ор­ганизации и деятельности судебной власти. Первая группа норм включена в первые разделы (главы), характеризующие основы кон­ституционного строя соответствующего субъекта Федерации при­менительно к определению институционального элемента прин­ципа разделения властей в форме провозглашения осуществле­ния государственной власти ее законодательной, исполнительной

и судебной ветвями. Вторая группа норм конкретизирует и детали­зирует этот конституционный принцип: опять-таки подавляющее число конституций (уставов) содержит соответствующие разделы (главы), посвященные регулированию не только законодательной и исполнительной ветвям власти, но и судебной. Однако содержа­ние и объем этих разделов (глав) существенно различаются. Таким образом, исходя из критерия полноты и комплексности регулиро­вания данных вопросов представляется возможным выделить три относительно самостоятельные группы конституций (уставов).

Первая группа включает в себя те субъекты Федерации, основ­ные законы которых содержат достаточно подробное регулирова­ние. Понимая, что число статей весьма неточно характеризует со­держание и объем нормативного материала, тем не менее отметим, что в этой группе число статей колеблется от 4 до 14 (Адыгея, Рес­публика Алтай, Башкортостан, Бурятия, Дагестан, Кабардино-Бал­кария, Калмыкия, Марий Эл, Красноярский край, Воронежская, Ивановская, Костромская, Курская, Ленинградская, Нижегород­ская, Новосибирская, Сахалинская области, Еврейская автономная область). Нормативный материал этой группы в той или иной степе­ни регулирует вопросы:

- состава и соотношения федерального и субъектного законода­тельства в рассматриваемой сфере - федеральные Конститу­ция и законы в пределах действия ст. 71 и 72 Конституции РФ, субъектные конституции (уставы) и законы в пределах дейст­вия ст. 72 и 73 Конституции РФ;

- состава и сущностного содержания принципов судебной вла­сти (как институциональных, так и процессуальных) - по ана­логии (а точнее, в форме почти дословного воспроизведения) с федеральной Конституцией (ст.

- состава судебной системы соответствующего субъекта Федера­ции - совокупности федеральных судов, расположенных на тер­ритории соответствующего субъекта Федерации, и действую­щего в этих пределах (прямо ни в одном акте не упомянуты во­енные суды) судов субъектов Федерации (конституционных, уставных и мировых судей);

- конституционного статуса отдельных видов судебных институ­тов, как правило, таких, как конституционные (уставные) суды (практически повсеместно) и мировые судьи (Курская, Новоси­бирская области), включая вопросы компетенции, порядка формирования и прекращения деятельности соответствующе­го института;

- основных принципов, правого статуса судей - по аналогии (а точнее, в форме почти дословного воспроизведения) с феде­ральной Конституцией (ст. 120-122).

Нетрудно заметить, что данная группа конституционных актов в основном воспроизводит схему федеральной Конституции (соот­ветственно ст. 10 и гл. 7). Эта тенденция проявляется и в том, что

часть из названных актов (Бурятия, Дагестан, Кабардино-Бал­кария, Калмыкия, Ивановская область) содержит в своих разделах специальные статьи, определяющие конституционно-правовой ста­тус прокуратуры.

Вторая группа конституций и уставов может быть определена как более лаконичные. Тексты этой группы включают 2-3 (иногда одну - Тамбовская область) незначительные по объему статьи, со­держание которых в целом можно охарактеризовать как бланкет­ное. Нормы отсылают читателя либо к федеральным Конститу­ции и законам, либо в части1 установления правого статуса кон­ституционных (уставных) судов и мировых судей - к субъектному законодательству. К этой группе можно отнести основные законы Чувашии, Краснодарского, Ставропольского, Хабаровского краев. Астраханской, Амурской, Белгородской, Вологодской, Калужской, Камчатской, Кировской, Курганской, Липецкой, Магаданской, Мос­ковской, Оренбургской, Орловской, Пензенской, Пермской, Сара­товской, Свердловской, Томской, Челябинской, Читинской, Улья­новской областей, Коми-Пермяцкого, Ненецкого, Усть-Ордынского, Ханты-Мансийского автономных округов, г.

Самостоятельную подгруппу данной группы составляют акты Республики Мордовия, Приморского края. Иркутской и Кемеров­ской областей. Каждый из них содержит самостоятельную главу, по­священную отдельному судебному институту - мировым судьям (Мордовия) и уставному суду (Иркутская и Кемеровская области), причем объем конституционного регулирования также весьма не­значителен.

К названным двум группам основных законов субъектов Федера­ции примыкают конституции и уставы целого ряда субъектов. Но прежде чем назвать их, обратим внимание на одну особенность

подхода конституционного законодателя: соответствующие кон­ституции и уставы объединяют в одном разделе (главе) правовые нормы, регулирующие вопросы организации и деятельности не только судебной власти, но и прокуратуры, адвокатуры, нотариата, а также иных государственных и общественных институтов, осуще­ствляющих в той или иной степени защиту прав и свобод человека. Причем в отличие от федеральной Конституции (ст. 129) и назван­ных выше субъектных конституций и уставов, содержащих нор­мы о прокуратуре в качестве составного элемента регулирования вопросов судебной власти, эти акты ставят прокуратуру, иные пра­воохранительные органы в один ряд с законодательной, исполни­тельной и судебной властями. Иными словами, по сути проявляет­ся тенденция признания существования наряду с судебной вла­стью контрольной или правоохранительной власти либо тенден­ция восстановления советской концепции правоохранительных органов, включающих в свой состав суды. В связи с данным аспек­том первую из выделенных групп следует дополнить конститу­циями (уставами) Карелии, Коми, Татарстана, Саха (Якутии), Уд­муртии, Хакассии, Калининградской, Мурманской областей, а вто­рую - основными законами Алтайского края, Владимирской, Ом­ской, Рязанской, Самарской, Смоленской, Тверской, Тульской, Тюменской областей. Корякского, Ямало-Ненецкого автономных ок­ругов и г. Москвы.

Однако в России существуют и конституционные акты, вообще не содержащие сколько-нибудь детального регулирования вопросов организации и деятельности судебной власти.

Конечно, упоминание в текстах основных законов субъектов Фе­дерации о суде и судебной власти встречается значительно чаще, но в других случаях речь идет либо о конституционных судебных

гарантиях прав и свобод человека и гражданина (по аналогии с фе­деральной Конституцией), либо об участии тех или иных судов в осу­ществлении процедуры отрешения от должности того или иного должностного лица (должностных лиц)1, либо о полномочиях зако­нодательных (представительных) органов государственной власти субъектов Федерации в части реализации положений ст. 13 Феде­рального конституционного закона “О судебной системе Россий­ской Федерации” (о чем см. ниже). Наконец, подавляющее число ак­тов этого вида содержит упоминание о наделении судов различного вида правом законодательной инициативы.

Таким образом, совокупная характеристика содержания и объе­мов конституционного регулирования субъектов Федерации в сфе­ре определения правового статуса приводит к следующему выводу: во-первых, в соответствии с требованиями федеральных законов субъекты Федерации, не нарушая принципа единства судебной сис­темы России2, создают в качестве “своих” судов конституционные и уставные, с одной стороны, а с другой, - институт мировых судей;

во-вторых, субъекты Федерации признают юрисдикцию феде­ральных судов на своей территории в пределах их компетенции, оп­ределяемой федеральными законами;

в-третьих, субъекты Федерации признают действие федераль­ных процессуальных законов в качестве базы деятельности как фе­деральных, так и субъектных судов (за исключением конституцион- ных/уставных).

Иными словами, на территории субъекта Федерации судебная власть осуществляется в организационной форме как федеральной судебной системы, так и субъектных судебных систем (понимаемых как совокупность действующих на территории соответствующего субъекта Федерации судов3), но последние не могут быть охарактери­зованы как самостоятельные или автономные. Практически, как уже было сказано, субъектные судебные системы не имеют завершенного

характера, а включены в качестве составных элементов в единую судебную систему РФ, дополняя ее на этом уровне. Относительной самостоятельностью, опять-таки, как уже отмечалось, обладают только подсистемы конституционной юстиции, представленные на рассматриваемом уровне единичным органом - конституционным или уставным судом, не составляющие в институциональном или динамическом (процессуальном) аспектах системы с Конституци­онным Судом РФ. Эта группа судов ориентирована на материальное субъектное право (несоответствие закона субъекта Федерации его конституции или уставу и т. п.) и на реализацию в своей деятельно­сти не федеральных, а субъектных процессуальных норм.

Однако вопрос, насколько такое положение дел соответствует нормам действующей Конституции и в какой мере оно отвечает интересам Российского государства вообще (учитывая, что пред­ложения об изменении Конституции сегодня не редкость), остает­ся. Отметим, что высказанная далее точка зрения не является рас­пространенной. Напротив, ход дискуссий по проектам законов “О су­дебной системе Российской Федерации” и “О судах общей юрисдик­ции в Российской Федерации”, равно как и по проекту закона “О мировых судьях в Российской Федерации”, проектов, составив­ший так называемый “президентский пакет проектов законов о су­дебной реформе”, а также в отношении решения Конституционно­го Суда РФ (определения от 12 марта 1998 г. об отказе в принятии к рассмотрению запроса высших должностных лиц ряда субъектов Федерации о проверке конституционности некоторых положений Федерального конституционного закона “О судебной системе Рос­сийской Федерации” и от 8 июня 2000 г. по запросу Правительства Республики Ингушетия о проверке конституционности ч. 1 ст. 2, ст. 5, 6, 7, 8, п. 2 ст. 9, ст. 21 и п. 4 ст. 23 Федерального закона “Об об­щих принципах организации законодательных (представитель­ных) и исполнительных органов государственной власти субъек­тов Российской Федерации”, постановления от 1 февраля 1996 г. по делу о проверке конституционности ряда положений Устава - Основного закона Читинской области и др.) свидетельствует об обратном1. Думается, что в последнее время, очевидно характе­ризующееся усилением централизации, число сторонников сохра­нения жестко централизованной судебной системы только увели­чится. Несмотря на этот факт, представляется, что современное по­ложение дел не отвечает не только интересам России (как целого и ее отдельных составных частей), но и нормам Конституции России 1993 г.

Существуют несколько факторов, на наш взгляд, требующих от России существенных преобразований в сфере судебной власти, ко­торые могут быть несколько условно разделены на имеющие внут­ренний и внешний характер. Охарактеризуем их последовательно.

Первый фактор внутреннего характера - текст действующей Конституции.

Конституция достаточно последовательно ориентирует феде­рального законодателя на формирование именно децентрализован­ной судебной системы. Во-первых, ст. 10 провозглашает в качестве одной из основ конституционного строя России принцип разделе­ния властей. Во-вторых, ст. 73 устанавливает принцип безусловной компетентности субъекта Федерации в пределах его ведения. Ста­тья 76 подтверждает этот принцип. В-третьих, в гл. 7 “Судебная власть” также достаточно четко проводится различие между судами вообще (ст. 118, 120, 123-124) и федеральными судами (ч. 3 ст. 128), судьями вообще (ст. 119-122) и судьями федеральных судов (ч. 1-2 ст. 128). В-четвертых, нормы ст. 5 Конституции недвусмысленно определяют правовую природу республик как государств. И, нако­нец, каким-то образом субъекты РФ должны реализовывать и пред­меты совместного ведения, определенные как таковые нормами пп. “б”, “в”, “д”, “к" и “м" ч. 1 ст. 72 Конституции, в случае отсутствия фе­дерального закона, которому в силу требования ч. 1 ст. 120 должны подчиняться судьи.

Кроме того, ст. 71 относит к ведению России формирование только федеральных, но не субъектных органов государственной власти (п. “г"), а также вопросы судоустройства и судебный про­цесс, за исключением административного (п. “о”). В развитие по­следнего положения ст. 118 и 128 устанавливают, что судебная система России определяется федеральным конституционным за­коном (равно как и статус Верховного, Высшего Арбитражного и Конституционного судов РФ - ст. 125-127).

Существуют еще нормы, имеющие судоустройственный харак­тер, содержащиеся в п. “л” ст. 72 и связанные с ними положения ч. 1-3 ст. 128, но о них также будет сказано несколько ниже.

Думается, что исходя из текста Конституции, федеральный зако­нодатель вправе и обязан принять такой федеральный конституци­онный закон (исключительная компетентность Федерации в этой области законодательствования не вызывает сомнений), который предусматривал бы существование и федеральных судов, и судов субъектов Федерации1. Этот федеральный конституционный закон должен содержать:

1) детальные дефиниции принципов судоустройства и судебного процесса (что, в свою очередь, обеспечивало бы действие норм гл. 1 и 2 Конституции, иных ее норм, а также единство судебной сис­темы России),

2) описание федеральной судебной системы:

3) описание базовой модели организации судебной власти в субъектах Федерации2. Такая базовая модель могла бы обладать достаточной гибкостью, в частности, субъектам могло бы быть пре­доставлено право как создавать, так и не создавать свои судебные системы и тем самым присоединиться к федеральной судебной системе. Отметим еще раз: в рамках реализации положений ст. 72 и 73 Конституции РФ судам субъектов Федерации может принад­лежать и принадлежит значительный объем компетенции.

Очевидно, что при моделировании субъектной судебной системы при таких условиях законодатель субъекта Федерации был бы суще­ственно ограничен в возможности неправового (в том смысле этого понятия, в котором оно употребляется современной философией права) построения системы, он был бы вынужден отталкиваться от концепции естественного (справедливого) правосудия, с одной стороны, и требований российской Конституции и федеральных за­конов, с другой стороны, в том числе в части определения компетен­ции судов. Скорее всего, в этих условиях с учетом сложившихся в по­следнее десятилетие общемировых тенденций судоустройства субъ­ектный законодатель сформировал бы двухуровневую судебную систему со смешанной специализацией. Логично предположить, что суды первой инстанции имели бы внешнюю специализацию (с выделением не только конституционной, но и административ­ной, налоговой, трудовой, социальной, ювенальной, хозяйствен­ной или экономической и, может быть, так называемой собственно торговой юрисдикции), а суд второй (апелляционной) инстанции- внутреннюю (с выделением специализированных присутствий, палат, коллегий составов). В некоторых наиболее крупных (по чис­лу судебных дел) субъектах Федерации могли бы быть учреждены трехуровневые судебные системы. Второй уровень в этом случае был бы представлен несколькими апелляционными судами, тре­тий - одним кассационным. Важно отметить, что учреждение как минимум двух судов (федерального и субъектного), действующих на одной территории, неизбежно приведет к необходимому пере­смотру правил нарезки судебных округов и участков, они нако­нец-то “оторвутся” от границ административно-территориального деления и тем самым давление со стороны местной власти будет снижено, причем и на федеральные, и на субъектные суды.

Обратим внимание, речь идет не о передаче уже существующих судов субъектам Федерации, а о формировании новых судов, в чем, помимо решения целого ряда политических проблем, есть и общее юридическое позитивное начало. В России всего около 2500 судов и 17 000 судей. После фактического учреждения института мировых судей во всех субъектах Федерации число судей может достигнуть 21­23 тыс. Учреждение судов субъектов могло бы значительно увеличить эти цифры. Тем самым Российская Федерация сократила бы так назы­ваемый “структурный портфель” судебной власти - совокупность про­блем общего концептуально-организационного характера, затруд­няющих нормальное функционирование судебной системы.

Этому понятию также придается большое значение при рассмот­рении конкретного дела Европейским судом по правам человека.

В частности, были бы созданы большие предпосылки для реализа­ции принципа доступности судов и осуществления правосудия в ра­зумные сроки1.

Учитывая нормы ст. 126 и 127 Конституции РФ, федеральный за­конодатель должен был бы выработать и новую “процессуальную форму судебного надзора”, осуществляемую высшими судами об­щей и арбитражной юрисдикции России, отказавшись от привыч­ного буквального толкования этого понятия. Не вдаваясь в чрезвы­чайно интересные и одновременно проблематичные процессуаль­ные аспекты этого института, заметим, что проблема судебного надзора в том виде, в котором он существует сегодня, и в том виде, в котором он представлен в проектах федерального конституцион­ного закона “О судах общей юрисдикции в Российской Федерации”, новых ГПК, УПК и АПК РФ2, приобретает серьезное значение в свя­зи с толкованием Европейским судом по правам человека права на исчерпание средств национальной судебной защиты и эффектив­ности (или достаточности) тех или иных судебных инстанций. Обычно, исходя из принципов естественного правосудия, нормаль­ным или достаточным считается существование всего двух инстан­ций - первой и апелляционной. Полномочия кассационной инстан­ции предстают во многих государствах в несколько ином виде, чем в России (решение кассационной инстанции принимается “ради ин­тересов закона” и не влечет пересмотра первичного и апелляцион­ного судебных решений3), а надзор вообще не существует в подав­ляющем большинстве стран (в нашем понимании он есть только в Китае и Вьетнаме, Словакии4, странах СНГ, в ФРГ существует ин­ститут ревизии, отдаленно напоминающий российскую модель, в некоторых других странах, например во Франции, - институт

кассации). Таким образом, скорее всего для исчерпания внутрен­них возможностей окажется достаточно пройти всего две судебные инстанции, надзорная же “повисает”.

Можно было бы подумать вообще о моделировании альтернатив­ной федеральной и субъектной судебной компетенции, предостав­ляя право выбора между системами пользователю (по аналогии с из­вестным институтом судебного процесса - альтернативной подсуд­ности).

Говоря о моделировании судебной системы России, все-таки нельзя игнорировать и правило ч. 3 ст. 11 Конституции РФ. Конеч­но, вероятность разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Федерации и ее субъектов в сфере судоустройства в настоящий момент в какой-то степени ог­раничена ч. 1 ст. 3 Федерального закона от 6 октября 1999 г. “Об об­щих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Рос­сийской Федерацией”. Но ведь и этот Закон, и Федеральный консти­туционный закон “О судебной системе Российской Федерации” гово­рят лишь о законодательстве о судебной системе, а ст. 11 Конститу­ции- о внутренних конвенциональных источниках права - догово­рах. Напомним, что некоторые субъекты Федерации по-прежнему настаивают на сохранении действия двусторонних соглашений, подписанных в 1993 г. именно в части судоустройства. '

Самым сложным в сфере организации правосудия выступает во­прос об обеспечении его независимости. Традиционно у этой про­блемы два аспекта. Первый - обеспечение независимости суда как самостоятельного государственного органа. Второй - обеспече­ние независимости или беспристрастности судьи. Попытки оказа­ния влияния или давления на суд и судью политического, партийно­го, криминального и иного свойства, к сожалению, предпринима­ются в любом государстве. А вот подобные попытки в субъектах фе­деративного государства приобретают особое, если не сказать опасное, звучание. Первый аспект, как думается, сегодня в России уже не актуален - принцип разделения властей, кажется, признает­ся, по меньшей мере формально, на конституционном уровне, по­давляющим большинством региональных элит. Суды обособлены от иных органов государственной власти, существуют в качестве са­мостоятельных органов. Кроме того, в соответствии со ст. 124 Кон­ституции России финансируются все суды (вне зависимости от вида) только из федерального бюджета (отметим, что в этой части отнюдь не все благополучно, что составляет предмет самостоятель­ного исследования).

А вот второй аспект проблемы у нас обычно представляется как неразрешимый в рамках децентрализованной судебной системы. Однако требования к кандидатам в судьи вообще и их правовому статусу установлены ст. 119-122 Конституции РФ, из единства пра­вового статуса судьи исходит и Закон РФ “О статусе судей в Россий­ской Федерации”. Что же мешает использовать эти правила и в от­ношении судей судов субъектов Федерации? Модель могла бы быть следующей: лицо, желающее стать федеральным ли, субъектным ли судьей, поступает в Российскую академию правосудия (увы, пока функционирующую как обычный вуз) или сдает общий квалифика­ционный экзамен (как это уже происходит сегодня). Разумеется, требования ст. 119 Конституции РФ распространяются на всех кан­дидатов в судьи. Дополнительные требования, возможность суще­ствования которых предусмотрена названной статьей, могут быть для судей субъектов установлены субъектным законом (к числу та­ковых, например, может быть отнесено знание официального язы- ка(ов) соответствующего субъекта). Назначение (избрание) на долж­ность судьи суда субъекта производится в порядке, определенном самим субъектом (различия вполне допустимы). Деятельность су­дьи регулируется как федеральным законом (материальным и про­цессуальным) в пределах действия ст. 71 и 72 Конституции, так и за­коном субъекта в рамках ст. 72 и особенно 73. Правовой статус судьи устанавливается только Законом “О статусе судей в Российской Фе­дерации”. Это правило распространяется и на случаи приостанов-

ления и прекращения полномочий судьи. Судьи судов субъектов входят в состав судейского сообщества России, участвуют в работе съездов/конференций судей, квалификационных коллегий и т. д. Иными словами, судья суда субъекта Федерации включен в наибо­лее действенный из существующих механизмов защиты - меха­низм, реализуемой судейской корпорацией. Попытки законодатель­ного нарушения конституционно-правового статуса судьи субъекта могут пресекаться в Конституционном Суде России (в форме реше­ния вопроса о конституционности), эксцессы со стороны исполни­тельной власти в зависимости от деяния - или там же, или в консти­туционном (уставном суде) самого субъекта, возможно - в админист­ративном или высшем суде субъекта Федерации (если таковые бу­дут созданы).

Представляется, что подобная модель, в полной мере гаранти­рует независимость, неприкосновенность и несменяемость судьи не только федерального, но и субъектного суда. Она, кстати, впол­не отвечает и требованию п. “л" ч. 1 ст. 72 Конституции России. В отношении этого пункта необходимо напомнить о проблемах, свя­занных с правилами формирования судейского корпуса (ст. 13 Фе­дерального конституционного закона “О судебной системе Россий­ской Федерации” в редакции 1996 г.), о которых уже было сказано выше1.

Не останавливаясь подробно на характеристике внешних факто­ров, все-таки скажем об одном, отчасти уже затронутом. Им, безус­ловно, выступают вступление России в Совет Европы и ратифика­ция базовых для этой организации документов. Наиболее сущест­венными применительно к рассматриваемому вопросу являются Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод и Конвенция против пыток. С момента ратификации этих конвен­ций Россия подпадает под юрисдикцию Европейского суда по пра­вам человека, и многие общепризнанные нормы и принципы есте­ственного правосудия (содержащиеся в таких документах, как Все­общая декларация прав человека, Международный пакт о граждан­ских и политических правах. Основные принципы, касающиеся независимости судебных органов. Эффективные процедуры осуще­ствления Основных принципов, касающихся независимости судеб­ных органов и др.) приобретают характер не только и не столько доктринальных, сколько практических. Среди этих принципов есть, например, повсеместно реализуемый принцип непосредствен­ности и устности судебного процесса, включающий в себя представ­ления о праве каждого быть выслушанным в суде (любой инстан­ции), возражать против выдвинутых обвинений или требований (опять-таки в суде любой инстанции) и, наконец, о праве каждого на пересмотр первичного решения суда (что означает апелляционный характер процесса в суде второй инстанции). Реализация только од­ного этого фундаментального принципа требует кардинального пе­ресмотра судоустройства и судебного процесса в нашей стране, при­ближения судов к населению, что возможно либо в форме “удлине­ния” федеральной цепочки, либо путем формирования нормальной двухуровневой судебной системы. Проблема заключается в том, что современная судебная система России, заложенная в настоящем виде еще в 1929 г., “настроена” на кассационный тип суда второй инстанции. Суды, выступающие в качестве таковой, обычно удале­ны от судов первой инстанции на значительные расстояния, отсут­ствуют материальные условия для осуществления апелляционного процесса в этих судах1. И это только один пример. А ведь таких мо­ментов много. Не менее остра, например, проблема пределов внут­ренней судебной защиты в условиях существования в РФ института судебного надзора (о чем уже было сказано).

Проблема неадекватности понимания или толкования так на­зываемых автономных понятий, содержащихся в упомянутых

и иных международных документах, к сожалению, также осознает­ся незначительным числом юристов. А она становится все более острой, поскольку Европейский суд по правам человека в своей дея­тельности базируется именно на общепризнанных трактовках ав­тономных понятий типа “право на пересмотр первичного судебного решения", “право на справедливый суд”, “право на должный суд и ординарного судью”, “разумный срок осуществления судебного разбирательства” и т. д., а отнюдь не на той трактовке, которой при­держивается то или иное государство либо та или иная группа уче­ных. Почти каждое из подобных понятий “не ложится” на сущест­вующую в России судебную систему. Последствия этого очевидны: обоснованные обращения в Европейский суд с так называемой по­зитивной перспективой.

И последнее. Конечно, вопрос о выборе организационной моде­ли судебной власти в ее вертикальном или федеративном аспектах, имеет не только юридические (и не только отмеченные выше), но и политические аспекты. Основным политическим аргументом в пользу сохранения централизованной судебной системы высту­пает требование сохранения целостности государства. Но ведь соз­дание судебных систем в заинтересованных субъектах Федерации (необходимо иметь в виду, что латентный уровень интереса весьма существен, в ходе обсуждения упомянутых в самом начале настоя­щего параграфа проектов федеральных законов, а равно в ходе парламентских слушаний в Совете Федерации по проблемам су­дебной власти звучала цифра - 27 субъектов, практически посто­янно возникает этот вопрос и при рассмотрении конкретных дел в Конституционном Суде РФ снижает политическое напряжение, что способствует развитию именно центростремительных сил, устраняя болевые точки. С другой стороны, устойчивость федера­ций с децентрализованными судебными системами - факт вполне очевидный.