Глава 4. Роль теневой экономики в развитии экономических систем

Едва возникло государство, налагающее на своих подданных определенные обязательства и ограничения, родилась и теневая экономика — внегосударственная деятельность лиц, игнорирующих «общественный договор».

Уже в самых ранних доиндустриальных обществах — обществах азиатского способа производства — мы встречаем все три разновидности теневой экономической деятельности. «Так же как нельзя распознать, пьют ли воду плавающие в ней рыбы, нельзя определить, присваивают ли имущество чиновники, приставленные к делам», — печально замечает автор древнеиндийской «Артхашастры», и это суждение могли бы повторить многие поколения государственных мужей от Египта до Китая. Восточные трактаты о науке государственного управления буквально переполнены жа-лобами на лихоимство чиновников, путающих государ-ственный карман со своим. Великий памятник китайской обществоведческой мысли — «Янь те лунь» («Спор о соли и железе») — представляет собой «стенограмму» древнейшей дискуссии (81 г. до н. э.) о неформальном («сером») секторе хозяйства: государственная монополия на соль и железо привела к массовому «подпольному» производству этих дефицитных продуктов. Что касается «черной» теневой экономики, то древнейшей формой организованной преступности можно считать известную по папирусам деятельность расхитителей гробниц в Древнем Египте.

В античных и средневековых обществах Европы, где государство не стремилось к тотальному контролю над обществом, теневая экономическая деятельность развивалась в заметно меньшей степени, чем в странах Востока. Тем не менее она известна и в этих экономиче-ских системах. Так, «серая» (неформальная) экономическая деятельность развивалась в Западной Европе в основном в форме внецехового ремесла, нарушающего цеховые привилегии и уставы. Любопытным примером «беловоротничковой» теневой экономики стало ростовщичество в христианских странах: хотя согласно кано-ническому праву было запрещено давать ссуды под проценты, фактически этим занимались не только представители этно-конфессиональных меньшинств (прех<де всего, евреи), но даже светские и церковные феодалы1.

Трансформация доиндустриального общества в индустриальное вызвала в эпоху нового времени буквально взрыв теневой деловой активности во всех ее видах. Ранние формы капиталистического производства (на-пример, рассеянная мануфактура) представляли массовую «подпольную» оппозицию легальному цеховому ремеслу. Пиратство процветало в XVI — XVIII вв. в Средиземном и Карибском морях, в Индийском океане, нанося чувствительные удары по морским путям. Казнокрадство и коррупция поразили государственный аппарат всех абсолютистских держав. Эта теневая деловая активность была реакцией на наступление власти денежного богатства, которое, однако, еще не имело институционального фундамента.

Капитализм в собственном смысле слова прочно стал на ноги лишь тогда, когда «протестантская этика» санкционировала погоню за богатством в форме «честного бизнеса», допускающего конкуренцию, но исключающего насилие и нарушение закона. Эпоха нового времени завершается легитимизацией одних форм теневого бизнеса (например, банковской деятельности) и ужесточением борьбы с наиболее криминальными его формами (пиратством, коррупцией). В эпоху «классического» капитализма теневая экономика отступает, хотя и не исчезает. Так, ограничения свободы торговли, действовавшие до XIX в., породили массовую контрабанду обычных товаров; контрабандная же торговля рабами процветала вплоть до середины XIX в. Усиление государственного регулирования рыночного хозяйства в начале XX в. привело к формированию современного типа организованной преступности.

Новый взлет теневой экономики наблюдается со второй половины XX в., что связано с глобальной трансформацией хозяйства. В развивающихся странах разрастание теневой экономической деятельности вызвано приобщением этих стран к современному индустриальному обществу и мировому рынку. Усиливающаяся с 1970-х гг. криминализация экономики «социалистических» стран стала результатом поражения командной модели индустриального общества в соревновании с его рыночной моделью. В ходе радикальных экономических реформ 1990-х гг.

Таким образом, развитие любой социально -экономиче - ской системыг (кроме, разве что, первобытного общества) обязательно включает и развитие теневыгх экономиче-

ских отношений. Следовательно, эти отношения не яв-ляются чем-то случайным, а закономерно порождены формационным развитием. Каковы же те функции, которые выполняет теневая экономика в эволюции экономических систем? Рассмотрим их на материалах экономической истории России последней трети XX в.

Теневая экономика как фактор ускорения общественного развития

Развитие общества связано с постоянными иннова-циями. Часто под ними подразумевают лишь чисто технические открытия; на самом деле не меньшую (а возможно, и большую) роль играют изобретения новых институтов (новых «правил игры»). Например, «изобретение» акционерных обществ имело для развития капиталистической экономики куда более важное значение, чем, например, изобретение паровой машины. Однако институциональное новаторство всегда наталкивается на сопротивление сторонников традиционных норм, составляющих большинство в любом обществе. Поскольку законодательные нормы призваны отражать волеизъявление большинства, рождение новых «правил игры», как правило, происходит с нарушением закона. Следовательно, институциональное новаторство обязательно включает конкуренцию старых формальных (законных) и новых неформальных (незаконных) практик.

Фридрих фон Хайек указывал, что «конкуренция важна как исследовательский процесс, в ходе которого первооткрыватели ведут поиск неиспользованных воз-можностей, доступных в случае успеха и всем остальным людям.

Сильнее всего эта инновационная роль теневой эко- номи ки проявляется при межсистемных сдвигах — при переходе от одной экономической системы к другой. Лучшей тому иллюстрацией является бурное развитие теневой экономики в последние десятилетия существования СССР.

«Открытие» советской теневой экономики произошло в 1970-е гг., когда зарубежные советологи начали изучать самостоятельную хозяйственную жизнедеятельность в странах «социалистического лагеря», приглушенную претензиями централизованного планирования на тотальный учет и контроль, но отнюдь не уничтоженную. «Первооткрыватели» подчеркивали, что фактически действующие механизмы экономики СССР заметно отличаются от формально провозглашенной модели, пропагандируемой в официальной советской прессе. Особенно любопытна концепция Арона Каце- нелинбойгена, в которой была представлена наиболее подробная классификация рыночных отношений в якобы тотально планируемом советском хозяйстве. В рамках предложенного им подхода теневые отношения выглядели не как аномалия, а как один из компонентов системы рыночных связей. «Советский опыт показал, в противовес марксистским ожиданиям, — писал автор статьи, — что плановая социалистическая система нуждается в элементах рынка. В самом деле, можно говорить о целом ряде [разновидностей] рынков, существующих в СССР».

Таким образом, А. Каценелинбойген предлагал рас-сматривать советскую экономику как своеобразный синтез официально-плановых отношений с рыночными — легальными, полулегальными и совершенно нелегальными. Тем самым по существу ставился вопрос о скрытой многсукладности советского хозяйственного строя.

Развитие в СССР 1960 — 1980-х гг. теневого рынка обычных товаров и услуг прививало «простому советскому человеку» некоторые элементарные представления о рыночных отношениях: надо строить с людьми отношения взаимовыгодно, по принципу «ты — мне, я — тебе»; деньги — великий соизмеритель; купля-продажа должна осуществляться в ситуации выбора и по взаимному согласию сторон. Поскольку в советской системе участниками нелегальных рыночных отношений был буквально каждый, то эта тотальность теневых рыночных связей облегчила рыночную модернизацию 1990-х гг. — многие рыночные институты (например, посредническая торговля) не рождались на пустом месте, а всего лишь трансформировались из теневых в легальны е. Именно советская теневая экономика, а не «вылазки» малочисленных диссидентов, сыграла главную роль в подготовке перехода от командной экономической системы к рыночному хозяйству.

Теневая экономика является «застрельщиком» не только межсистемных, но и внутрисистемных сдвигов. Можно вспомнить, например, что переход от капитализма свободной конкуренции к «монополистическому» капитализму был ознаменован в США (как и в иных странах) деятельностью «баронов-разбойников» (типа Джона Рокфеллера или Джона Моргана), едва ли не де-монстративно нарушающих законы.

Теневая экономика как фактор торможения общественного развития

Если для появления институциональных инноваций теневая экономика полезна, то для их «укоренения» она, наоборот, опасна. Чтобы новые «правила игры» стали массовыми, они должны потерять привкус криминальности и стать закрепленными в формальном праве и в массовом сознании. Однако теневая экономическая жизнедеятельность порождает многие нормы, которые облегчают «жизнь в тени», но препятствуют «перелету из тени в свет».

Пока новые «правила игры» имеют нелегальный ста-тус, для их участников — энергичных авантюристов — просто необходимо умение идти на нарушение закона (или иных общепринятых норм) с легким сердцем. Однако это «наплевательское» отношение к закону в принципе не может на долгое время стать общепринятым. Любая деловая культура держится на уважении Закона (не обязательно чисто юридического), в противном случае бизнес превращается в «игру без правил» и саморазрушается. Поэтому легализация каких-либо те-невых отношений не должна категорически означать легализацию беззакония.

Другим элементом «теневого» наследия является обязательное наличие в теневых отношениях элементов того социально-экономического строя, в недрах которого они развиваются. Когда теневые экономические отношения легализируются, эти элементы становятся эле-ментом торможения общественного развития и должны быть отброшены.

Тормозящая роль теневой экономики наиболее ярко проявилась в постсоветской России 1990-х гг.

Многие исследователи советской теневой экономики 1980-х гг., подчеркивая ее рыночный характер, рассмат-

ривали «теневиков», как бы ни были они неприятны, в качестве главных претендентов на роль агентов «нор-мального» рынка. «Моралистов сегодня тревожит, — пишет Л. Тимофеев, — что вчерашние секретари райкомов сделались президентами банков и бирж и, как прежде, распоряжаются всеми материальными ценностями в стране, но только уже на правах частной собственности. Увы, таковы законы рынка, и какие бы программы приватизации ни были приняты, собственность все равно в конечном итоге осядет на руках наиболее наглых, наиболее бессовестных, наиболее нахрапистых дельцов. (...) Неизбежность [этого] процесса... хорошо выразил политолог Андраник Мигранян: „То, что должно быть украдено, должно быть украдено как можно скорее. И это единственный способ прекратить грабеж"»1. Однако возникает законный вопрос: насколько навыки «грабителя» подходят для производительного управления награбленным?

«Новые русские», в большинстве своем выходцы либо из советских «теневиков», либо из «старой» хозяйственно-политической элиты, став легальными предпринимателями, отнюдь не высказывали горячего стремления совершенствовать производство, предпочитая этому различные способы рентоискательства. Их поведение — это не столько стремление к «честной прибыли» по Веберу и страсть к творческой самореализации по Шумпе- теру, сколько готовность «попирать все человеческие законы» по Марксу. Бывшие участники советского теневого «административного рынка» слишком часто ведут себя в постсоветской России как активные враги нормальной рыночной конкуренции. Подобное нерыночное, антирыночное поведение заставляет осознать, что и в прошлом, будучи субъектами теневых отношений в СССР, они участвовали не в «обычной» рыночной системе, а в какой-то несколько иной.

Наивные либералы замечали в советской теневой экономике только нелегальный рыточныш сектор, а потому полагали, что достаточно освободить людей от жестких административных запретов и ограничений, стес-няющих хозяйственную гибкость (избавить его от давления легального командного сектора), как Россия немедленно с радостью начнет дышать воздухом экономической свободы и заживет «полной чашей». Реальная ситуация, как мы теперь понимаем, была более сложной.

В советской хозяйственной системе на самом деле существовала не одна, а две параллельныш теневы1е экономики — рыночная (нелегальное производство дефицитных товаров) и командная (получение нелегальных личных привилегий благодаря личным связям). Эти две системы представляли собой, по существу, две стороны одной монеты, поскольку общим правилом было совмещение ролей. «Цеховик» мог заниматься своим бизнесом только при личной благосклонности к нему местного (лучше — не только местного) начальства. Умение производить качественную продукцию с низкими издержками имело при этом гораздо меньшее значение, нежели умение давать «барашка в бумажке».

Концепция двойного дуализма позволяет сформулировать более взвешенный ответ на вопрос о том, в какой степени теневую экономику советских времен можно считать «инкубатором» рыночных институтов. Теневые отношения клиентализма приучали всех и каждого глядеть на официальные правила и законы как на пустые формальности, вкладывать свой человеческий капитал не в совершенствование трудовой квалификации, а в налаживание личных отношений с «нужными людьми».

Т аким образом, отечественная теневая экономика одновременно и ускоряла, и тормозила формирование «нормальных» рыночных институтов. Точнее говоря, она облегчала начало перехода от советской командной экономики к постсоветскому рыночному хозяйству, но за-трудняет завершение этого перехода.

Та двойственность функций теневой экономики в развитии экономических систем, которую мы наблюдаем на примере нашей страны, является, видимо, универсальной закономерностью: теневые отношения намечают пути институциональных инноваций, но в процессе их массового внедрения начинают «тянуть назад». Имен - но так было в процессе генезиса капитализма, который начался со своей «криминальной революции», а завершился торжеством правового общества. Нечто аналогичное ожидает и нас: переходный период завершится, когда предпринимательство избавится от криминального имиджа.